Шпионы, не вернувшиеся с холода - Страница 15

– Да, – согласился Караев, – поэтому я сделал небольшой список. Только четыре человека. Я убирал всех остальных в результате жесточайшего отбора. Проверял много раз каждую кандидатуру, выяснял, когда и кого приняли в организацию, в какие секреты он был посвящен, что именно мог узнать. Осталось только четыре человека, Иван Сергеевич. И один из них должен быть тем самым «кротом», которого недавно завербовали. Судя по всему, этот «крот» сообщил о деятельности Фармацевта уже после того, как «ликвидатор» погиб в Испании. Я исходил из этого конкретного факта, который может быть ключом к обнаружению «крота». Разбор и анализ случившегося проводился с учетом этих людей, каждый из которых мог впоследствии сообщить о провале нашего сотрудника американцам.

– Дайте ваш список, – потребовал Большаков.

Тимур Аркадьевич достал из папки список и передал его генералу. Тот взял лист бумаги, прочел четыре фамилии и нахмурился. Еще раз прочел четыре фамилии.

– В таких случаях обычно спрашивают, в своем ли вы уме, – задумчиво произнес Иван Сергеевич, – но я не стану. Очевидно, в своем, если вы решились принести мне это. Вы понимаете, кого вы в него включили? Если действительно кто-то из них работает на американцев, это означает, что у нас просто нет никаких секретов, о которых они бы не знали.

– Я все внимательно проверил, – печально ответил Караев, – и оставил только этих четверых. Я понимаю меру своей ответственности. Но я убежден: кто-то из них. Если хотите, я ручаюсь. На девяносто девять процентов. Остальные не могли знать таких подробностей.

– Тогда почему девяносто девять? У вас есть сомнения?

– Один процент я всегда оставляю на какое-нибудь невероятное совпадение или случай, о котором я не смог узнать.

Большаков снова задумчиво взглянул на лежавший перед ним лист бумаги.

– Я не могу принять от вас подобный список, – глухо сказал он, – просто не имею права. Вы включили в него таких людей, которым я абсолютно и давно доверяю. И вы должны понимать, насколько глубоко мы оскорбим этих людей, если они узнают о результатах вашего расследования.

Караев молчал. Он понимал, о чем говорит генерал. Большаков раздраженно крякнул. Взглянул на свои телефоны. Потом снова на собеседника.

– Вы настаиваете на своем списке? Возможно, вы поторопились или ошиблись? Вы понимаете, что если я сейчас его приму и отпущу вас, то по всем этим кандидатурам мы будем очень плотно работать. И я не могу вам гарантировать, что они не узнают о том, кто именно включил их в этот печальный список.

– Понимаю, – сказал Тимур, – я все понимаю.

Большаков поднял лист бумаги.

– Генерал Попов, – прочел он первую фамилию, – ваш непосредственный куратор в Академии ФСБ. Мы знакомы с ним около пятнадцати лет. Он человек сложный, иногда слишком замкнутый, производит впечатление достаточно мрачного скептика, но он настоящий патриот своей страны. Я в этом убежден. Генерал Кучуашвили Давид Александрович. Мы знакомы больше двадцати лет. Он был ранен в Афганистане. Достаточно эмоциональный, вспыльчивый, нервный человек. Но настоящий профессионал. Я знаю, что у вас с ним не совсем сложились отношения, но он один из тех, кто вместе со мной создавал организацию.

– Неужели вы полагаете, что я мог включить туда людей из-за личной неприязни? – спросил Караев.

– Нет. Разумеется, нет. Иначе я бы не поручал вам этого дела. Третья фамилия в вашем списке – полковник Писаренко. Он наш главный шифровальщик. Если он «крот», тогда вся наша переписка под угрозой. И я должен немедленно отстранить его от работы. Прямо сегодня. И я даже не смогу ничего объяснить ему. Писаренко всю жизнь работал в Комитете государственной безопасности, считался одним из лучших специалистов. Вы наверняка не знаете, но мы знакомы уже больше тридцати лет. Вы понимаете меня, Караев? Больше тридцати лет. Неужели я мог не заметить в этом человеке червоточину? Неужели он мог так измениться на старости лет? Ему уже за шестьдесят. Я знаю его детей, внуков. Я даже крестный его внука. Тридцать лет, Тимур Аркадьевич. И я всегда считал Павлика Писаренко своим лучшим другом. Черт бы нас всех побрал. Он просто умрет от инфаркта, если узнает, что я разговариваю с вами на эту тему, обсуждая, может ли он быть предателем. У него больное сердце, Караев, и я всегда гордился, что у меня есть такой друг.

Караев молчал. Он понимал, что Большакову нужно просто выговориться. Кажется, у генерала заблестели глаза.

– И, наконец, подполковник Лучинский. – Генерал произносил каждую фамилию так, словно это было личное оскорбление, которое наносили именно ему. – Подполковник Лучинский Григорий Яковлевич, – повторил Большаков. – Вы его знаете?

– Нет. Лично не знаком.

– Лучинский один из самых порядочных и мужественных офицеров, которых я когда-либо встречал в своей жизни, – продолжал Большаков, – я даже не знаю, что именно мне нужно вам рассказать. Он воевал еше лейтенантом в Афганистане, прошел через все горячие точки бывшего Советского Союза. В Приднестровье был тяжело ранен, контужен. В Чечне потерял левую руку. Был комиссован, сам попросился в нашу организацию. Получил звание Героя России. У вас нет другого списка?

Караев по-прежнему молчал. Он понимал, почему так бурно реагирует генерал.

– Вы помните историю с героем Советского Союза, который оказался предателем? – неожиданно даже для самого себя спросил Караев. – Ведь тогда никто даже предположить не мог, что он способен на подобное. Кажется, его фамилия была Кулак или что-то в этом роде. Иногда такое случается~