– Что? – не понял Тимур.
– Лучше бы мы туда не поехали, – упрямо повторила она. – Это я виновата в ее смерти.
– Не говори глупостей. При чем тут ты? У нее онкология, а ты винишь себя~
– Минкявичус умер от подобных симптомов, – напомнила Элина, – и тогда ты сказал, что ничего не знаешь.
– Верно. Мы уже говорили на эту тему. Я и сейчас не знаю, от чего умер ее муж. Возможно, они были где-то в горах, рядом с какой-то станцией или получили облучение другим, неизвестным мне способом. Я не знаю подробностей. Возможно, что смерть Минкявичуса и болезнь Линды вообще не связаны между собой. Все возможно. Только я не совсем понимаю, каким образом ее болезнь и наше появление в Италии каким-то образом могут быть связаны друг с другом~
– К Джулианелле приходил следователь, – сообщила Элина, все еще глядя куда-то мимо него, в одну точку, – он расспрашивал о нашем приезде, о наших встречах, о наших знакомствах. Следователь пояснил, что после вечернего ужина с нами Йозас впервые почувствовал себя плохо. А через несколько дней попал в больницу. Неужели ты ничего не хочешь понять? Следователь считает, что это было спланированное убийство Минкявичуса и его супруги.
– Возможно, – согласился Караев, – но я не понимаю, при чем тут мы.
– Они проверили автомобиль Минкявичуса, – сообщила Элина, наконец переведя свой взгляд на него, – и обнаружили, что он буквально светится от радиоактивности. Можешь себе представить? Там ничего не обнаружили, но радиационный фон в салоне автомобиля был просто ужасающим. Именно поэтому сразу скончался Минкявичус и заболела Линда. Джулианелла сказала, что машину увезли на проверку.
– Но почему ты все время связываешь эти события с нашим появлением во Флоренции? Может, у них была неисправная машина. Или в их салон что-то попало.
– Не нужно, – прервала его Элина, – я еще не окончательно чокнулась. Я должна уважать человека, с которым собираюсь жить. Тимур, а ты мне все время врешь~ Только не возражай, иначе я просто уйду. Я ведь помню, как ты тогда нервничал, как не пустил меня сесть в их машину. Ты тогда даже крикнул, и я очень удивилась. А потом ты смотрел так, словно чего-то ждал. Я теперь понимаю, что ты точно знал – что-то должно произойти. Поэтому ты не пустил меня в этот автомобиль. И сам не захотел туда садиться. Я все это отчетливо помню.
Он молчал. Этот проклятый звонок. И этот следователь. Конечно, итальянцы не самые последние идиоты. Рано или поздно они бы вычислили, как именно погиб Минкявичус. И проверили бы его автомобиль. Что и произошло. Единственной оплошностью было его поведение после ужина, которое запомнилось Элине. Он и не предполагал, что она так отчетливо все запомнит. И теперь предъявит ему обвинения.
– Зачем мы туда поехали? – спросила она. – Тебе нужно было, чтобы я помогла познакомиться с их семьей. А потом ты хладнокровно их уничтожил?
Он тяжело вздохнул. Сказать правду невозможно. Солгать – глупо, она все равно уже знает правду. Нужно что-то отвечать.
– Я не имею никакого отношения ни к смерти Йозаса Минкявичуса, ни к болезни его жены, – глухо ответил Тимур, – мы уже говорили на эту тему. Давай прекратим этот ненужный разговор.
– Ненужный? – сорвалась она на крик. – Может, ты в своей академии не преподаешь, а готовишь яды? Или учишь студентов, как им лучше убивать людей? Убивать всех, кто не согласен с вами и с вашими методами? Чем ты занимаешься в своей академии? Я до сих пор не знаю почему ты снова вернулся к своей прежней работе.
– Давай не будем обсуждать мои служебные дела дома, – предложил Караев. – В конце концов, я не обсуждаю твои новые разработки и не даю тебе советов, как сделать их лучше. У каждого своя работа~
– Это работа? – не поверила она. – Что ты говоришь? Ты вообще слышишь, что именно ты говоришь? Твоя работа находить и убивать людей? Я не знаю, что вы там придумали, но Минкявичус умер через две недели, а Линда заболела. И я понимаю, что это следствие нашего визита во Флоренцию. Скажи, как мне жить? Что мне делать? Неужели ты не понимаешь разницу между моей работой и своей? И не слышишь, что именно ты говоришь?
Тимур поднялся. Он не знал, что именно ему следует отвечать. Привыкший за многие годы одиночества после своего развода с женой ни перед кем и никогда дома не отчитываться, он чувствовал, что теряется, не зная, как себя вести. Спорить с Элиной ему не хотелось, лгать уже не имело смысла, даже молчание в данном случае не спасало.
– Ты не хочешь мне ничего сказать? – спросила она.
Он молчал.
– Или не можешь? – Было заметно, как она волнуется.
Он по-прежнему молчал.
– В данном случае молчание тоже ответ, – сказала, уже не скрывая своего состояния Элина, – и ответ слишком убедительный.
Караев подошел к окну. Он решил, что будет молчать до конца. И это стало его ошибкой. Он услышал, как она быстро вышла. Ее торопливые шаги по комнатам. Лязг ключей. И затем резкий стук входной двери. Он обернулся. В квартире было непривычно пусто. Он вышел в холл. На телефонном столике лежали вторые ключи, которые она бросила, перед тем как выйти и хлопнуть дверью. Он нахмурился. Прошел в спальную. Она забрал свой чемодан и часть своих личных вещей. Он сел на кровать. Как глупо все получилось. Тогда во Флоренции он думал прежде всего о том, как уберечь Элину, как спасти любимую женщину. А теперь получалось, что он фактически подставил сам себя. Он сидел на кровати, чувствуя свою опустошенность и одиночество. Он вдруг поймал себя на мысли, что не хочет бежать за ней, не желает долгих объяснений, не может ничего объяснить Элине. Чувство подавленности и усталости овладели им. Может, сказывалась напряженная работа последних дней. Или, как умный человек, он понимал, что ничего в данном случае объяснить просто невозможно. И поэтому он сидел на кровати и не пытался догнать ее. Так продолжалось около часа. Затем он собрал посуду на кухне, убрав ее в посудомоечную машину, вылил оставшееся вино из бокалов в раковину, убрал бутылку в холодильник. Принял душ и отправился спать. А утром он поехал на работу, постаравшись не вспоминать о том, что сегодня они должны были отправиться с Элиной в загс. Он собирался ей позвонить. Но в этот день он ей не позвонил. И не позвонил на следующий. Сказывалось напряжение их поисков. Кроме того, он по-прежнему не знал, что ей сказать. Он решил переждать, чтобы объясниться немного позже, когда она успокоится.