Витовченко ошеломленно молчал. Он вдруг понял в какую серьезную игру он пытается вступить. Выхода отсюда не будет. Нужно либо рисковать, либо отказываться прямо сейчас, иначе потом будет поздно.
– Вы можете дать мне документы и часть вашего полония для проверки? – спросил он после минуты мучительных размышлений.
– Конечно. – Щербак достал из внутреннего кармана довольно пухлую пачку согнутых вместе листов и протянул ее своему собеседнику. Затем достал из другого кармана небольшой стеклянный футляр, положив его на столик. Витовченко испуганно отшатнулся.
– Не беспокойтесь, – сказал Щербак, – это только для пробы. Чтобы вы проверили и убедились в искренности наших слов. Пять миллионов фунтов стерлингов и через три дня вы получаете остальной товар. За документы можете не платить. Это как бесплатное приложение.
Официантка принесла бутылочку сакэ и две небольшие пиалы. Разлила теплую, почти горячую жидкость в эти пиалы и мягко удалилась.
– Нет, – возразил Витовченко, – за них мы заплатим отдельно. Скажем, пять тысяч фунтов. Вы согласны?
– Конечно, согласны. Но эти документы меня не так волнуют, как наша сделка по полонию. На фоне пяти миллионов фунтов пять тысяч – всего лишь одна десятая процента. За нашу сделку. – Щербак попробовал сакэ и удовлетворенно крякнул. Витовченко сделал два глотка.
– Вы уверены, что ваш товар не опасен? – еще раз уточнил он, показывая на футляр и не прикасаясь к нему руками.
– Стекло полностью изолирует это вещество, – улыбнулся Щербак, – или вы думаете, что я похож на самоубийцу? Мне еще хочется вернуться в Канаду и получить свои деньги. Поэтому я ничем не рискую. Если вы откажетесь, то вернете мне этот футляр. Будет слишком опасно держать его при себе. Но я почему-то уверен, что вы согласитесь.
– Посмотрим. – Витовченко протянул руку. Затем, немного подумав, взял салфетку, завернул в нее футляр и переложил в свой боковой карман. Во внутренний карман он убрал документы.
И, подвинув к себе тарелку, начал есть. Японскую еду он любил, хотя появлялся в таких ресторанах нечасто. Они были дорогими, и он не мог позволить себе подобного расточительства.
– Вы любите суси и сасими? – спросил Щербак.
– Раньше не ел. Сейчас привык. Даже начало нравиться.
– Может, я закажу еще?
– Нет, спасибо. У меня еще много дел. До свидания. Я перезвоню вам, и мы договоримся о встрече через три дня. Думаю, мы сможем принять ваше предложение.
Витовченко пожал руку своему бывшему знакомому и быстро вышел из ресторана. «Интересно, – вдруг подумал он, – чем именно я отличаюсь от ничтожества Ланьеля? Тоже побираюсь, тоже выпрашиваю свои гонорары, обедаю за чужой счет. А еще презираю Ланьеля, хотя давно нужно презирать самого себя».
Он вышел на улицу, обнаружив, что опять идет дождь. А он опять без зонтика. Витовченко пробормотал что-то невнятное и поспешил к станции метро, которая находилась довольно далеко отсюда. Когда он ушел, Щербак посмотрел по сторонам и достал телефон. Набрал знакомый номер.
– У нас все в порядке, – доложил он кому-то, – товар я уже передал. Думаю, он согласится. Да, все нормально. До свидания.
Он убрал телефон в карман и продолжил обедать. Он даже не подозревал, что если сейчас подойти и проверить радиоактивность его столика, выяснится, что он получил смертельную дозу радиации. Столик буквально светился. Но Щербак продолжал спокойно обедать. Его не предупредили о наличии реальной опасности. Наоборот. Его убедили, что никакой опасности нет. И поэтому он продолжал спокойно обедать.
Большаков уселся в кресло. Оглядел присутствующих.
– Излишне говорить, что все происшедшее здесь не может стать достоянием чьих-либо ушей, – желчно произнес он.
Все подавленно молчали. Чеботарев, пробормотав какое-то ругательство, уселся на стул рядом с Большаковым.
– Я его столько лет знаю, – пробормотал Чеботарев, – лет пятнадцать. Никогда бы не подумал~
– Пусть нам принесут кофе, – предложил Большаков.
Никто не позволил себе спорить. Один из офицеров вышел из комнаты. Большаков посмотрел на Караева.
– Довольны? – спросил он. – Должен признать, что вы молодец. Как бы я ни относился к вашему невероятному эксперименту. Вы до последнего отстаивали свою позицию и оказались правы. Наверное, умение признавать свою неправоту признак того, что я еще не совсем безнадежен.
Он немного помолчал и продолжал.
– Теперь нам нужно решать, что делать. Андрей Валентинович не просто член нашей организации. Он один из руководителей. Кроме того, смею напомнить вам, что любые меры в отношении заместителя начальника Академии ФСБ вызовут реакцию и со стороны самой ФСБ и со стороны прокуратуры. Если бы это был кто-то из наших пенсионеров – Лучинский или Писаренко, – возможно, нам было бы легче.
– Он не может быть «кротом», – сказал Чеботарев, – вы представляете какой информацией он обладает? Все выпускники Академии ФСБ могут стать потенциальным объектом изучения американцев. Нет, это невозможно. Произошла какая-то ошибка.
– Кто еще мог знать о наличии агента, прибывшего из Дублина? – уточнил Большаков.
– Никто, – ответил Караев, – операцию разрабатывали таким образом, чтобы об этом точно никто не узнал. Ни один человек.
– Ошибка исключена? – спросил Чеботарев.
– Да, – ответил Караев, – кроме нас троих, никто не знал об агенте из Дублина. Даже группа наблюдателей. Им сообщили все данные только сегодня утром. Никто не мог знать. И все случайности исключены.
Чеботарев посмотрел на Большакова. Оба молчали, понимая катастрофичность происшедшего. Генерал ФСБ работал на американцев. Речь шла уже не только о сохранении организации. Речь шла о безопасности страны.