Шпионы, не вернувшиеся с холода - Страница 55

Иосиф Наумович недоуменно пожал плечами и сел в машину. Караев сел с левой стороны, а Большаков устроился справа. Впереди уселся Попов. Машина тронулась. Иосиф Наумович пожал плечами.

– Если бы вы не были генералом, я бы решил, что вы меня арестовали. Для чего нужен этот ночной спектакль? Вы могли просто прислать за мной машину. Куда мы едем?

– К нам, – коротко ответил Большаков. – Мы едем к нам Иосиф Наумович.

– Так поздно? Что там случилось?

– Мы должны с вами поговорить.

– Почему нельзя поговорить завтра? – не понял врач. – К чему такая спешность.

– Это очень важно, – ответил Большаков.

– Вы можете мне ответить откровенно на один вопрос? – обернулся к ним генерал Попов. – Когда я у вас расслаблялся в вашей комнате под гипнозом. Вы меня допрашивали?

– Конечно, нет. Какая глупость. Если вы хотели узнать именно это, то напрасно меня вытащили из дома. Во-первых, это были не сеансы гипноза, а сеансы внушения. Вы переживаете по поводу своего одиночества, считаете себя виноватым, у вас появляются своеобразные комплексы. Поэтому я считал, что вам нужно несколько расслабляться, отвлекаясь от ваших проблем. И прописывал вам соответствующие лекарства, чтобы вас успокоить.

– Значит, никакого гипноза не было? – недоверчиво переспросил Попов.

– Разумеется, не было, – начиная нервничать, сказал врач, – мы же понимаем, где находимся. Вы не просто пациент обычной клиники, вы генерал ФСБ и к вам нельзя подходить с обычными мерками. Поэтому я давал вам всегда только витамины и снотворное. Иногда легкие транквилизаторы, но очень легкие, чтобы вызвать у вас своеобразное чувство эйфории. Вы ведь знаете о своей болезни. Я не хочу говорить о ней в присутствии остальных офицеров.

– Говорите, – потребовал Попов, – они знают, что у меня простатит. И не очень доброкачественный, насколько я понял.

– Почти у ста процентов мужчин после сорока бывают проблемы с простатой, – заметил Иосиф Наумович, – это не такая большая проблема, чтобы из-за нее сильно переживать. Сейчас появились новые лекарственные препараты, в крайнем случае можно пойти на хирургическую операцию. Одним словом, это не столь опасная болезнь, чтобы давать вам какие-нибудь сильные наркотики. А почему вы все время спрашиваете исключительно о себе? Такое ощущение, что меня вывезли ночью из дома, чтобы узнать, какие именно процедуры я вам назначал. Если вас интересуют сеансы гипноза, то их не могло быть. Только обычный отдых и релаксация. Я думал, что вы все сами понимаете, Андрей Валентинович. У нас не совсем обычная работа, а вы не самый обычный пациент.

– Он мог под влиянием ваших таблеток что-то сообщить? Например, какие-нибудь служебные тайны? – спросил Большаков.

– Не думаю, – ответил Иосиф Наумович, – у генерала Попова сильная воля. И он не мальчик. С ним работали опытные специалисты, он прошел очень строгий отбор, хорошую школу. Его невозможно заставить выдать какие-нибудь секреты против его воли. Может, вы скажите мне, наконец, что здесь происходит?

– И он ничего вам не рассказывал? – не унимался Большаков.

– Рассказывал. О личной жизни. О том, как любил своего погибшего отца. Как переживает развод со своей женой. Я не понимаю, почему вы считаете возможным меня допрашивать? Объясните более конкретно, что именно вы хотите узнать, и я вам с удовольствием расскажу.

Большаков нахмурился. Караев отвернулся. Если даже они забыли о враче, то трудно представить, что этот милейший человек мог оказаться подонком и предателем. Он вспомнил лица внуков Иосифа Наумовича, которые хихикали, стоя в коридоре. Не может человек, который так любит детей, оказаться предателем, подумал Караев. Хотя, что я говорю. Сколько примеров в жизни, когда образцовый семьянин бывает не только мерзавцем или предателем, но и настоящим маньяком. Например, Чикатилло. Или другие садисты и душегубы. Таких случаев сколько угодно. Он невольно покосился на сидевшего рядом врача. Неужели и этот эскулап ведет двойную игру?

– Вы не узнавали от Андрея Валентиновича никаких секретов? – спросил Большаков. – Может, случайно? Может, он не нарочно проговорился? Может, он сообщал вам какие-нибудь сведения, и вы записывали их в какую-нибудь свою тетрадь или на диктофон?

– Какие глупости. Иван Сергеевич, что с вами происходит? Почему такие вопросы? Мы знакомы столько лет. Неужели вы думаете, что я позволю себе узнавать то, что мне не положено знать? Или тем более записывать? Неужели вы думаете, что Андрей Валентинович может мне что-то рассказать? Это абсолютно исключено. Наши офицеры знают как себя вести. Даже после того как мы вводим им соответствующую сыворотку – глюконат натрия, и то они отвечают с очень большой неохотой. И нам приходится ломать установленные в их сознании защитные барьеры.

– Как раз об этой сыворотке, – вспомнил Большаков. – Вы делаете ее только с разрешения руководства?

– Конечно. Мы каждый раз ставим вас в известность. Только так. Все материалы мы передаем вам. Все записи. Но такую практику вы ввели сами, для того чтобы проверять своих новичков.

– А почему тогда у меня кружилась голова после ваших сеансов? – спросил снова повернувшийся к нему Попов. – И я чувствовал во рту вкус горелого железа, как будто все время сосал дверную ручку?

– Иногда бывают различные реакции, – начал Иосиф Наумович, но Попов его перебил:

– И почему тогда мне делали уколы, если вы говорите, что давали мне только витамины и успокаивающие? А я сразу засыпал после ваших уколов.

– Какие уколы? – насторожился Иосиф Наумович. – Я не прописывал вам никаких уколов.